Конституционное судопроизводство по-российски: одну проблему решаем – шесть создаем.

А. Курбатов, доцент МГЮА, «Экономика и жизнь-Юрист», от 30.07.2001

Конституционное судопроизводство по-российски: одну проблему решаем – шесть создаем.

Акты Конституционного Суда РФ не раз подвергались критике за излишне широкий подход к толкованию конституционных норм того или иного закона либо практики их применения. В последнее же время и юридическая обоснованность ряда принятых КС РФ решений вызывает определенные сомнения.

Одним из ярких примеров таких решений является постановление Конституционного Суда РФ от 03.07.2001 № 10-П (далее – постановление). Данным постановлением признаны не соответствующими Конституции РФ:

п. 1 и 2 cm. 26 ФЗ “О несостоятельности (банкротстве) кредитных организаций” (далее – ФЗ о банкротстве) в той мере, в какой ими не предусматривается субъект, управомоченный на введение моратория на удовлетворение требований граждан-вкладчиков к кредитной организации, находящейся в процессе реструктуризации, основания продления такого моратория, а также чрезмерно ограничиваются права граждан-вкладчиков и ущемляется право на судебную защиту;

подп. Зп.2 ст. 13 ФЗ “О реструктуризации кредитных организаций” (далее – ФЗ о реструктуризации) в части, предоставляющей Агентству по реструктуризации кредитных организаций (далее – АРКО) право продления моратория на удовлетворение требований граждан-вкладчиков по обязательствам банка, возникшим до момента его перехода под управление Агентства.

Конституционный Суд РФ, решив формально одну проблему, породил как минимум шесть для правоприменительной и законодательной практики. Причины этого следующие.

Во-первых, у Конституционного Суда РФ отсутствовали основания для рассмотрения данного вопроса.

Одним из оснований для признания п. 1 и 2 ст. 26 ФЗ о банкротстве неконституционными явилось то, что в них не определен механизм компенсации ущерба вкладчикам от введения моратория на удовлетворение их требований (абз. 4 п. 5 мотивировочной части постановления). Однако следует заметить, что на момент вынесения Конституционным Судом РФ постановления механизм компенсации ущерба кредиторам кредитной организации при введении моратория в указанных случаях существовал.

В абз. 6 п. 2 ст. 26 ФЗ о банкротстве предусмотрено начисление на сумму требовании кредиторов процентов, размер которых определяется через привязку к ставке рефинансирования Банка России. Причем на 3 июля 2001 г. этот абзац действовал в новой редакции от 19 июня 2001 г., которая вступила в силу с 23 июня 2001 г. Вряд ли можно считать нормальным признанием пункта Закона не конституционным по причине отсутствия в нем механизма, который в этом пункте предусмотрен. Однако Конституционный Суд РФ даже не упомянул об этом.

То же самое можно сказать и по поводу другого основания, заключающегося в том, что законодателем не установлен субъект, управомоченный на введение моратория (абз. 2 п. 4 мотивировочной части постановления). Вместе с тем в п. 1 ст. 26 ФЗ о банкротстве прямо указано, что мораторий вводится Центральным банком РФ. Статья 13 ФЗ о реструктуризации в части порядка введения моратория при переходе кредитных организаций под управление АРКО отсылает к ст. 26 ФЗ о банкротстве (подп. 3 п. 2).

Соответственно первая проблема состоит в том, как теперь относиться к обозначенным положениям, они, что, юридически ничего не значат? Особенно важной эта проблема представляется в связи с тем, что неконституционными указанные пункты признаны не вообще, а только в определенной мере. В такой ситуации определить границу этой меры практически невозможно. Логичнее предположить, что в данном случае основной вопрос заключается как раз в четком уяснении порядка введения моратория при переходе кредитных организаций под управление АРКО и его последствий. Этот вопрос вполне мог быть решен путем толкования положений указанных федеральных законов, а не проверки их конституционности.

Во-вторых, Конституционный Суд РФ не имеет полномочий законодателя.

В частности, уже достаточно долгое время и в правовой теории, и в рамках законотворческого процесса ведется спор о правовом статусе Центрального банка РФ. Причем на сегодняшний день ни Конституция РФ (ч. 1 ст. 11, ст. 75), ни ФЗ “О Центральном банке РФ (Банке России)” (ст. 2,3 и 5) не позволяют отнести Центральный банк РФ к органам государственной власти. В то же время Конституционный Суд РФ при сравнении правовых статусов Центрального банка РФ и Государственной корпорации “Агентство по реструктуризации кредитных организаций” достаточно легко относит первый к органам государственной власти исходя из наличия у него функций по банковскому регулированию и надзору (абз. 3 п. 4 мотивировочной части постановления).

Поэтому вторая проблема заключается в том, как относиться к данной позиции Конституционного Суда РФ. Даже если считать эту позицию касающейся только данного постановления, то аргументация Конституционного Суда РФ все равно не выдерживает никакой критики. Противопоставление Центрального банка РФ и АРКО по вопросу введения ими моратория остается совершенно непонятным, поскольку обе эти организации пусть в разной степени, но наделены федеральными законами публичными функциями. Почему же тогда у одной организации эти функции не ставятся под сомнение, а у другой признаются неконституционными?

В-третьих, выводы, содержащиеся в постановлении, не согласуются с рядом ранее сформулированных Конституционным Судом РФ правовых позиций.

Например, в абз. 2 п. 3 мотивировочной части постановления Конституционного Суда РФ от 19.05.98 №15-П применительно к рассмотрению полномочий нотариальных палат была закреплена правовая позиция Конституционного Суда РФ, согласно которой Конституция РФ не запрещает государству передавать отдельные полномочия исполнительных органов власти негосударственным организациям, участвующим в выполнении функций публичной власти.

Тем самым Конституционный Суд РФ “узаконил” широкую практику закрепления публичных функций, например по заключению договоров купли-продажи государственного и муниципального имущества, по совершению различных регистрационных действий, за различными организациями, причем некоторые из них в силу гражданского законодательства являются коммерческими (!) организациями, т. е. действуют в своих интересах с целью получения прибыли. Так, в г. Москве договоры на продажу государственного и муниципального имущества заключает специализированное государственное унитарное предприятие. В связи с этим возникают закономерные вопросы.

Почему функции по продаже государственного и муниципального имущества можно делегировать коммерческим организациям, нотариальные палаты могут осуществлять контрольные функции, а полномочия по продлению моратория на удовлетворение требований кредиторов кредитной организации закрепить федеральным законом за специализированной некоммерческой организацией в виде государственной корпорации нельзя? А самое главное – по каким критериям производится данное разграничение? Это логическое противоречие можно считать третьей проблемой.

Другой пример. К вопросу о конституционности установления федеральными законами возможности введения моратория на удовлетворение требований кредиторов применительно к конкретным ситуациям Конституционный Суд обращался уже не раз. В частности, этот вопрос рассматривался в отношении введения моратория на взыскание по исполнительным документам (за исключением отдельных случаев) при принятии арбитражным судом заявления о признании любого должника банкротом, а также при введении в отношении него внешнего управления (ст. 57 и 69 ФЗ “О несостоятельности (банкротстве)”).

В этом случае используется следующая правовая конструкция: при наличии факта вынесения арбитражным судом решения (в виде определения) о принятии дела к производству или о введении внешнего управления правоотношение на основании закона изменяется и вводится мораторий. Упоминание этого факта в определениях арбитражного суда носит чисто информационный характер, поскольку это неотъемлемое следствие принятия данных решений. Применительно к рассматриваемой ситуации Конституционный Суд РФ подтвердил конституционность подобного подхода, причем и с точки зрения реализации права кредиторов на защиту (п. 3 мотивировочной части постановления Конституционного Суда РФ от 12.03.2001 № 4-П).

В связи с этим становится совершенно непонятным, почему применительно к факту передачи кредитной организации под управление АРКО в качестве юридического факта должно обязательно выступать решение какого-либо органа, т. е. административный акт (абз. 2 п. 4 мотивировочной части постановления)? А самое главное: почему отсутствие такого решения затрагивает право на судебную защиту (абз. 4 п. 6 мотивировочной части постановления)? Разве обжалование нормы закона, которой устанавливается введение моратория, не является способом реализации права на защиту? Или, по мнению Конституционного Суда РФ, будет лучше, если тысячи вкладчиков в различных судах будут обжаловать одно и то же решение о введении моратория? Зачем в отношении вопроса защиты прав и законных интересов вкладчиков искусственно разделять основание и следствие? Обозначим это как еще одну проблему.

В-четвертых, Конституционный Суд РФ, видимо, не в полной мере предвидел последствия своего решения.

Ведь до сих пор нет ясности по ряду вопросов применения решений Конституционного Суда РФ в период до их принятия, поскольку, строго говоря, в этот период нормы, признанные неконституционными, также противоречили Конституции РФ. В данной ситуации все дело в том, что введение указанного моратория преследует конкретные цели, а именно создание основы для реструктуризации обязательств кредитной организации, в частности для заключения мирового соглашения. Это как раз и есть один из способов согласования и охраны интересов всех категорий кредиторов и вкладчиков кредитной организации, в том числе с учетом размера их требований.

Соответственно в данном случае прежде всего возникает серьезнейший вопрос о возможности отмены ранее заключенных мировых соглашений. Без решения этого вопроса заявители по данному делу все равно не смогут получить от банков все сразу по своим исполнительным листам, поскольку с этими банками кредиторами заключены мировые соглашения, утвержденные арбитражным судом. Представляется, что между введением моратория и заключением мирового соглашения нет прямой связи. Поэтому даже признание порядка введения моратория неконституционным не является безусловным основанием для признания недействительным заключенного в этот период мирового соглашения.

Однако, учитывая спорность подобных вопросов, впредь до более четкого урегулирования на законодательном уровне порядка действия его решений в период до их принятия Конституционному Суду РФ следовало бы решать эти вопросы при принятии каждого решения. Все-таки, наверное, смысл деятельности Конституционного Суда РФ не в том, чтобы каждый раз порождать все новые и новые судебные тяжбы. К сожалению, в данном случае этого сделано не было и соответственно породило пятую проблему.

С возможными последствиями данного решения связана и шестая проблема, которая обусловлена уже упоминавшейся и более чем спорной позицией Конституционного Суда РФ о том, что введение моратория на основании прямого предписания закона, а не на основании решения управомоченного субъекта ущемляет конституционное право на защиту. Здесь есть еще один аспект. Дело в том, что закон достаточно часто устанавливает случаи, когда правоотношения возникают, изменяются или прекращаются на основании его прямых предписаний при наличии определенных юридических фактов. По сути, в этом и заключается сущность такого метода правового регулирования, как метод субординации. При этом в качестве юридического факта может выступать любое обстоятельство, с которым закон связывает возникновение, изменение или прекращение правоотношений.

Утверждение о том, что здесь обязательно должен быть административный акт, иначе ущемляется право на защиту, создает очень опасную ситуацию. Достаточно вспомнить, что обязанности, .например, налогоплательщиков возникают из факта появления у них объекта налогообложения в силу прямого предписания закона. Если исходить из указанного подхода Конституционного Суда РФ, то все они смело могут оспаривать конституционность такого порядка. Пусть налоговые органы сначала выносят решения по каждому налогоплательщику, по каждому налогу и за каждый налогооблагаемый период, а пока такое решение не принято – налоговой обязанности не существует, а соответственно нет оснований для начисления пени и для взыскания штрафных санкций. Согласитесь, что так можно дойти до полного абсурда.

Цель данной статьи – обратить внимание законодателя и судей на затронутые проблемы.

Если каждый судебный акт, решая одну проблему, будет создавать целый ряд других, хаос в правоприменительной и законодательной деятельности нам преодолеть никогда не удастся, а любая судебная реформа превратится в пустые разговоры.

Особенно тяжелые последствия наступят, если подобным образом будет действовать Конституционный Суд РФ, решения которого содержат результаты официального толкования Конституции РФ.

Представляется, что лучшим выходом из сложившейся ситуации было бы повторное рассмотрение затронутых в постановлении вопросов на пленарном заседании Конституционного Суда РФ по ходатайству заинтересованных органов или организаций. На мой взгляд, ФКЗ “О Конституционном Суде РФ” позволяет это сделать.

Данное утверждение построено на закрепленных в этом Законе возможностях разрешения на пленарном заседании Конституционного Суда РФ любого вопроса, относящегося к его компетенции (ч. 1 ст. 23), а также изменения на пленарном заседании ранее высказанных правовых позиций Конституционного Суда РФ (ст. 73).

В осуществлении этого должен быть и интерес самого Конституционного Суда РФ, поскольку наличие решений, подобных постановлению, делает его деятельность бессмысленной. Действенность пословицы “Закон, что дышло, куда повернул, туда и вышло” в России никому доказывать не нужно.

Оставить комментарий