Текст настоящей статьи опубликован в журнале «Эксперт», Северо-Запад от 19.11.01 №27 (56), а также на официальном сайте журнала www.expert.ru.
Публикация текста статьи на Интернет-проекте «БАНКРОТСТВО В РОССИИ» (www.bankr.ru) осуществляется с разрешения редакции журнала «Эксперт (от 29.11.01).

Елена Кром

Чтоб им так было…

Закон о банкротстве, конечно, плох, но практика его применения еще хуже

В Госдуме идет обсуждение проекта нового федерального закона о несостоятельности (банкротстве). Помимо правительственного варианта имеется проект, подготовленный партией СПС, набор предложений от разных экспертных групп, так что поле для законотворчества создано широкое. Как полагает Александр Утевский, до текущей недели возглавлявший Северо-Западный межрегиональный орган Федеральной службы по финансовому оздоровлению и банкротствам (ФСФО), а на днях ушедший в Москву директором межрегионального контрольного управления службы, уже в начале грядущего года депутаты примут новый закон, и практика банкротств в России существенно изменится.

Новации связаны с тем, что ныне действующий Закон о банкротстве в стране ругают почти нецензурно. Как отмечает Александр Утевский, “по одесской градации понятия “плохо”, этому документу стоит присвоить оценку “чтоб им так было”, то есть хуже не бывает”. До 90% проблем, возникающих в процессе банкротств, продолжает Утевский, обусловлены именно действующим законом: “По сути, в нем прямо записано, что можно проводить криминальный передел собственности; устраивать фиктивные банкротства; распродавать активы предприятий по дешевке; рулить арбитражным управляющим, как угодно тем или иным компаниям, желающим взять власть на предприятии, и так далее”. Сходную оценку высказал в №39 за текущий год журнал “Эксперт”, назвав документ “худшим законом страны”, ведущим к “денному грабежу” российских компаний, развращающим и без того развращенных чиновников и судей.

Однако, как считают многие арбитражные управляющие и адвокаты, участвующие в “банкротных” процессах, с которыми мы общались, наряду с явными упущениями закон имеет и немало сильных мест, а серьезные изъяны процедур банкротства связаны, в первую очередь, с тем, что его, как и смежные с ним нормативные акты, неадекватно применяют. Иными словами, российская действительность способна извратить любой закон – новый федеральный документ, который появится в будущем году, может постигнуть та же участь.

Относительное благополучие

За несколько лет действия нынешнего закона ситуация с банкротствами на Северо-Западе, как отмечает петербургский арбитражный управляющий, директор городского Центра экспертиз Александр Паршков, заметно изменилась к лучшему. Существенно возросла, по его словам, квалификация арбитражных управляющих. В ряде компаний внедрены интересные, предусмотренные законом схемы финансового оздоровления. Одна из таких схем – продажа бизнеса целиком еще в процессе внешнего управления, хотя традиционно предприятие продается при конкурсном производстве, для чего необходимо полностью остановить его работу (при этом неизбежно разрываются связи с деловыми партнерами), уволить всех сотрудников. При продаже бизнеса во внешнем управлении таких жертв удается избежать, новый собственник получает работающее предприятие, которое, соответственно, стоит дороже “замороженного”. Чем выше цена продажи – тем, понятно, больше шансов погасить долги перед кредиторами.

Так, петербургская компания ФУКАУ (компания антикризисного управления) гордится осуществленной ею в ходе внешнего управления продажей государственного Шлиссельбургского опытного завода, расположенного в Ленобласти. “С середины 1990-х годов завод был никому не нужен, копил долги, загнивал, – комментирует ведущий специалист ФУКАУ по антикризисному управлению Евгений Гуляев-младший. – Мы же нашли предприятию грамотного нового хозяина в лице ООО “Нордстрой”, и теперь Шлиссельбургский завод не узнать, он динамично развивается”. Так же был успешно продан внешним управляющим Владимиром Комаровым петербургский Охтинский механический завод, есть и более громкий подобный пример – Сегежский ЦБК.

Своеобразное ноу-хау применено на ЛМЗ – привлечение инвестиций на сумму 400 млн рублей в ходе проведенной во время внешнего управления эмиссии акций. В подавляющем большинстве случаев инвесторы отворачиваются от компании, находящейся в процедуре банкротства, поэтому прецедент с ЛМЗ весьма интересный, хоть и спорный. “Эксперт С-З” подробно обсуждал дискуссии, развернувшиеся вокруг этой эмиссии, но в данном случае важно, что платежеспособность “Ленинградского Металлического завода” была таким образом восстановлена, и сейчас предприятие вышло из процедуры внешнего управления.

Удачный пример – внешнее управление на петербургском “Пластполимере”. Александр Утевский подчеркивает, что положение предприятия было на редкость тяжелым – в начале процедуры управления обнаружилось 17 полностью подготовленных сделок “по раздербаниванию”, как выразился Утевский, компании. Указанные сделки удалось остановить, как и удалось в довольно короткий срок, за год, увеличить объем производства “Пластполимера” в девять раз. Текущей осенью внешнее управление закончилось восстановлением платежеспособности компании, “и мы уходим с предприятия, оставляя собственникам хороший портфель заказов на ближайшие годы”. Благополучно, то есть заключением мирового соглашения, завершилось внешнее управление на заводе “Красная кузница” в Соломбале Архангельской области.

Нередко к успешным результатам приводит и конкурсное производство, которое в обиходе воспринимается как похоронная процессия, полная ликвидация бизнеса. К примеру, Выборгский ЦБК, прошедший через конкурсное производство и проданный новому собственнику, достиг в данный момент уровня производства советского времени, что ему не удавалось в течение десятилетия. Хотя удачные примеры можно продолжать, в целом по Северо-Западу платежеспособность предприятий, прошедших через процедуры банкротства, восстанавливается только примерно в 20% случаев. Александр Утевский считает этот показатель удовлетворительным, и большинство специалистов склонны с ним согласиться. Как отметил в разговоре с нами эксперт Инвестиционного центра “Фонд содействия финансовому оздоровлению предприятий Северо-Запада” Сергей Крылов, “большинство предприятий, особенно небольших, проходящих через процедуры, – я бы сказал, технические банкроты. Их оборудование безвозвратно устарело, они выпускают никому не нужную продукцию, годами неэффективно управляются, поэтому достижение их платежеспособности – из области фантастики”.

Более значимым Александр Утевский считает тот факт, что только около 10% предприятий полностью ликвидируются, а в почти 90% случаев удается выделить здоровую часть бизнеса, сохранить рабочие места. Что касается третьего важнейшего показателя успешности банкротств – доли погашения кредиторской задолженности, то она в среднем по Северо-Западу составляет 30%, что, в принципе, неплохо. Упомянутый выше арбитражный управляющий, член Санкт-Петербургской коллегии арбитражных управляющих Владимир Комаров указывает, что в США процент погашения “кредиторки” в среднем составляет 10% – остальные деньги, вырученные в процессе финансового оздоровления или конкурсного производства, идут на погашение затрат по осуществлению данных процедур, а Евгений Гуляев объясняет 30-процентную долю погашения задолженности во многом позицией самих кредиторов. “Все заинтересованы, чтобы процедуры завершались как можно быстрее, – поясняет он. – Люди предпочитают получить часть своих денег сегодня, нежели весь долг – через много лет, когда он окончательно обесценится”.

Однако сказанное не значит, что интересы кредиторов в регионе повсеместно соблюдаются. Они нарушаются, к примеру, в ходе самой первой “банкротной” процедуры – наблюдения, когда составляются реестры задолженности. Порой случайно, в ходе возникающей суматохи, чаще – умышленно, управляющий не учитывает долги перед частью кредиторов или учитывает их не в полной мере. Соответственно, “ущемленные” не допускаются на первое, самое важное, собрание кредиторов, где определяется кандидатура внешнего управляющего, либо не имеют на этом собрании значимой доли голосов. Так произошло, скажем, на расположенном в Ленобласти “Фосфорите” – основной долг в размере примерно 65% предприятие имело перед компанией “Балтимэкс”, но этот долг признан не был. В итоге главный кредитор оказался практически отстранен от участия в процедуре внешнего управления. По закону, непризнание задолженности можно и нужно оспаривать в суде, однако “обычно банкротство крупных предприятий курируется на самом высшем уровне – федерального правительства или администрации президента, – утверждает Евгений Гуляев, – и в этих случаях оспорить что-либо, сами понимаете, сложно”.

В провинции нередко нарушаются – скажем, естественными монополистами – очереди получения задолженности. Энергетики, дочерние структуры Газпрома, железная дорога перекрывают поставку электричества, газа; прекращают обслуживать предприятие, когда им объясняют, что нельзя требовать свои деньги преждевременно. Под воздействием железных аргументов управляющему и другим кредиторам приходится идти на уступки.

Также права кредиторов ущемляются порой представителями ФСФО – тем, что служба запрещает выносить на собрание кредиторов подготовленный управляющим план внешнего управления или отчет об управлении; отнимает значительную долю времени управляющего, требуя с него многочисленные отчеты, или его периодически вызывают в Москву для отзыва либо приостановки лицензии. Каждый потерянный день – упущенная возможность восстановления платежеспособности, погашения долгов. И если лицензирование управляющих со стороны ФСФО предусмотрено законом, то все остальные способы вмешательства федеральной службы в дела предприятий-банкротов не имеют к нему отношения – они закреплены в ведомственных инструкциях самой службы. Кстати, эти инструкции не раз отменялись Верховным судом, что подтверждает их несоответствие Закону о банкротстве, но служба создавала новые.

Наконец, есть еще одна дыра, очень широкая, в которую проваливаются интересы кредиторов…

Сам себе банкрот

Эта дыра – преднамеренные банкротства. При такой практике кредиторы, появляясь на предприятии, обнаруживают, что взять с него практически нечего – оно обескровлено менеджерами и собственниками, лишено активов. Как констатирует Александр Утевский, вал преднамеренных банкротств в регионе остается мощным на протяжении нескольких последних лет. В частности, в текущем году северо-западный орган ФСФО вынес примерно 40 экспертных заключений о признаках преднамеренного банкротства. Пожалуй, “наглее” всех доводил себя до банкротства некогда крупнейший в регионе петербургский мясоперерабатывающий комбинат “Самсон”. Как рассказал корреспонденту “Эксперта С-З” и.о. руководителя Северо-Западного межрегионального органа ФСФО Сергей Салихов, команда комбината под руководством бывшего генерального директора Юрия Савельева планомерно отчуждала имущество предприятия с 1995 года. Главный этап отчуждения – создание семи “дочек”, куда было передано 80% основных фондов комбината. Более того, по решению директоров “дочек” 80% своей прибыли они стали отчислять не комбинату, а учрежденной управляющей компании “Самсон-К”. Таким образом, “Самсон” остался и без имущества, и без прибыли, но зато с долгами – их комбинат передать дочерним структурам “забыл”. После проведенной операции “Самсон” отказался от “детей” – не хочет признавать дочерние компании своими, и кредиторы комбината – сейчас он находится во внешнем управлении – не получат ничего, пока ФСФО не докажет через суд обратное. “Мы планируем доказать принадлежность дочерних компаний “Самсону” и выставить их контрольные пакеты акций на торги”, – комментирует Сергей Салихов.

Помимо создания “дочек”, есть и другие способы доведения предприятия до банкротства – так, шахта “Западная” в Коми в течение года, как говорит Александр Утевский, торговала углем по демпинговым ценам. Аналогично действовало АО “ВЭНКО” в Ленобласти, занимающееся реализацией бензина, – искусственно наращивало кредиторскую задолженность, отражая в балансе “липовые” сделки. В некоторых случаях попытки преднамеренного банкротства в виде вывода с предприятия активов за бесценок предпринимаются уже в процессе внешнего управления. “В компании “Вагрон”, – рассказывает Утевский, – внешний управляющий продал частному лицу, 74-летней старушке, пивной завод и кондитерское производство”. ФСФО, правда, удалось эти сделки расторгнуть. В Республике Коми конкурсный управляющий одной из нефтяных компаний уступил частным лицам по дешевке 12 нефтяных скважин.

В двух последних случаях можно винить Закон о банкротстве, который, по мнению представителей ФСФО, дает слишком большую свободу арбитражным управляющим. В основном же, как говорят сотрудники ФСФО, вина за преднамеренные банкротства лежит на Законе об акционерных обществах, позволяющем собственникам практически произвольно распоряжаться имуществом своих предприятий.

В сеть попадает слабый

Впрочем, в основном ругают закон не за ущемление прав кредиторов, а за дискриминацию предприятий – по распространенному мнению, он позволяет обанкротить любое, даже самое успешное предприятие, если кто-либо положил на него глаз. Как высказался “Эксперт”, в большинстве случаев, когда солидная компания попадает в жернова внешнего управления или другой подобной процедуры, это не имеет ничего общего с настоящим банкротством – “там просто идет черный передел”. По оценке руководителя ФСФО России Татьяны Трефиловой, около трети банкротств в стране заказные. Александр Утевский в применении к Северо-Западу с оценкой начальства соглашается: “В этом регионе заказных банкротств тоже, наверное, примерно треть”.

Как правило, признаком заказного банкротства является слишком незначительная сумма исковых требований, на основании которых возбуждается процедура. В качестве примера Александр Утевский приводит предприятие им. Морозова в Ленобласти, принадлежащее Российскому агентству по боеприпасам. Кредиторская задолженность этого завода составляет менее 5-6% его активов, “а предприятие является банкротом по-настоящему, когда задолженность превышает все его активы, – отмечает руководитель северо-западного органа ФСФО. – Истинная цель возбуждения процедуры в данном случае – не получение долга, а отторжение производства органо-силикатных красок и детского лагеря, который находится на территории, идеально подходящей для элитной коттеджной застройки”. К числу заказных Александр Утевский относит и банкротство предприятия “Калининград-Авиа” – там процедура стартовала из-за непогашенного долга авиакомпании в 50 млн рублей, смешной для такой структуры суммы. Правда, в данном случае, по мнению Утевского, речь идет, скорее, не о коммерческом, а о политическом заказе – внешнее управление на авиапредприятии началось в разгар выборов губернатора Калининградской области. “Всякий раз, когда в том или ином регионе идут выборы, – комментирует он, – мы наблюдаем волну заказных банкротств. Претендентам на высокий пост важно доказать, что их предшественники довели предприятия территории до ручки”.

Политико-коммерческими считают в деловых кругах Калининграда многочисленные попытки обанкротить весьма интересное предприятие МариНПО, занятое рыбодобычей и научными изысканиями в этой сфере. МариНПО обладает, например, уникальным гидролотком для испытания рыболовных тралов, ввиду чего, говорят, предприятием живо интересовалась французская разведка. Впрочем, структуры, желавшие инициировать на МариНПО процедуру, – иски о его банкротстве подавались шесть раз, в том числе с участием прокуратуры Калининградской области, – интересовал не лоток, а офисное здание площадью в около 10 000 кв. метров в центре Калининграда. Подача исков сопровождалась шестью проверками прокуратуры, налоговой инспекции, КРУ Минфина, включая одну комплексную, длившуюся девять месяцев. Все это продолжалось, пока собственник не “сломался” и не продал здание в конце 2000 года заинтересованным структурам.

Довольно странным кажется банкротство фабрики “Карельская сосна” в Костомукше – предприятие выпускало цельнодеревянную мебель, пользующуюся спросом на рынке, и в целом выглядело успешным. Тем не менее, “Карельская сосна” прошла через сложную процедуру с участием республиканского Министерства государственной собственности. Команды внешних управляющих на фабрике несколько раз менялись, одну из них прямо курировал Леонид Белуга – предприниматель, близкий, как говорят, к председателю правительства Карелии Сергею Катанандову.

При заказной процедуре стать владельцем предприятия может кредитор, обладающий даже очень небольшой долей задолженности – скажем, в размере 10%. На самом первом этапе процедуры – наблюдении – он договаривается с руководством предприятия, чтобы долги перед ним были завышены, а задолженность других кредиторов – занижена. Выше мы писали, что сумятица при составлении реестра задолженности – вещь обычная. Стартовая база уже, таким образом, создана. Далее “заказчик” ее расширяет, выкупая задолженность у других кредиторов; ставит на предприятие “своего” управляющего и совместно с ним, имея решающую долю голосов на собраниях, руководит компанией во время процедуры. На последнем этапе кредитор определяет цену активов предприятия и продает их себе либо родственным компаниям. Есть один нюанс: чтобы такого рода схемы проходили гладко, необходимо, как отмечают практически все эксперты в конфиденциальных беседах, заручиться поддержкой территориальных представителей ФСФО или, скажем, регионального (российского, если за судьбой предприятия следят на высшем уровне) правительства, а также арбитражных судей. Возникает вопрос: закон ли виноват в “нечестных” банкротствах или банальная коррупция, которая корректирует действие всех российских законов без исключения?

По распространенному мнению, закон виновен, по крайней мере, в том, что устанавливает низкую планку для ввода компании в процедуру: чтобы начать на предприятии наблюдение, достаточно просроченной задолженности в 500 МРОТ. Тем не менее, по словам президента Санкт-Петербургской коллегии арбитражных управляющих Вячеслава Кузина, “в распоряжении предприятий есть радикальное, как гильотина против перхоти, средство против заказного банкротства” – просто оплатить этот мелкий долг. Например, на ЛМЗ ввели процедуру по иску в размере около 2 млн рублей, и кажется странным, что “Энергомашкорпорация”, которая контролировала в тот момент завод, не смогла сразу погасить эту задолженность. “Корпорация отмахивалась от мелких кредиторов, считая их несерьезными, – объясняет Евгений Гуляев, – и такова же позиция многих других крупных компаний: они не желают оплачивать “мелочевку”, полагая, грубо говоря, что “само рассосется””.

С началом процедуры свои требования к предприятию предъявляют и другие кредиторы, – тогда рассчитаться с долгами становится уже действительно сложно. Сергей Крылов уверен, что “по-настоящему грамотный, дальновидный собственник никогда не допустит введения на своем предприятии процедуры банкротства. Соответственно, возможность дешевой покупки через банкротство дорогостоящего предприятия – миф. В рыночную цену компании входит степень эффективности управления ею. В сети заказных банкротств попадают предприятия, слабые с этой точки зрения, то есть они не являются действительно дорогостоящими”.

Более жестко постулирует тот же вывод Евгений Гуляев: “На то и рынок, что на нем плавают большие белые акулы, которые заглатывают более слабую фауну. Передел собственности, в том числе через банкротства, – объективная реальность, и никакие изменения закона не смогут ее перечеркнуть”. Другое дело, что все эксперты желали бы видеть этот передел более чистым, менее зависимым от вмешательства властей.

Государство хочет больше власти

Тем не менее, попытка существенно сократить “банкротный” передел собственности будет предпринята – разработка нового закона служит в значительной степени именно этой цели. Одной из главных особенностей документа, по словам Александра Утевского, должно стать усиление контроля государства над процессами банкротства. Если пока государство – в лице представителей ФСФО, налоговых органов – вправе голосовать только на первом собрании кредиторов, то теперь предполагается “пустить” его и на все остальные собрания. “Есть предприятия, – комментирует Утевский, – например, “Биохимзавод” в Киришах Ленобласти, где коммерческих кредиторов только 3%, но именно они, а не государственные кредиторы, которых большинство, “рулят” всем процессом внешнего управления. Новый закон позволит эти нелогичные ситуации исправить”. Как продолжает чиновник, присутствие государства на всех этапах процедуры даст возможность активно привлекать к контролю за “банкротными” процессами правоохранительные органы и таким образом устранять “черный передел” собственности, снижать количество преднамеренных банкротств, бороться с другими распространенными изъянами.

Для укрощения “черного передела” вводится, по словам Александра Утевского, и новая трактовка процедуры ускоренного банкротства, предусматривающая обязательную смену собственника. “Теперь не собрание кредиторов будет принимать решение об ускоренном банкротстве, а суд – на основании экспертного заключения временного управляющего и, возможно, оценки ФСФО. Да, суды получают дополнительную власть, но кому же еще ее давать – явно ведь не интересантам, желающим “под полой” поделить предприятие”. При новой процедуре ускоренного банкротства, считает он, “собственник будет сменен только на тех предприятиях, где такая мера – единственный способ сохранить бизнес, а сейчас он нередко меняется там, где этого делать не нужно”.

По мнению Сергея Салихова, для борьбы с таким изъяном, как преднамеренные банкротства, указанных выше мер окажется недостаточно. “В законе или, может быть, в постановлении правительства, – говорит он, – надо бы обязать налоговые органы делиться с ФСФО результатами проводимого ими мониторинга предприятий, а регистрационным органам – дать предписание сообщать нашей службе данные о заключенных крупных сделках, в том числе – о продаже значительной доли активов или создании дочерних структур. В этом случае мы могли бы вовремя отметить, что в той или иной компании намечается преднамеренное банкротство. Один из возможных вариантов – включение ФСФО в состав Комитета по финансовому мониторингу, созданному в ноябре при Министерстве финансов”. Как он отмечает, “государственные структуры не любят, конечно, делиться информацией, содержащей коммерческую тайну, но, на мой взгляд, не стоит опасаться нашей службы – мы имеем опыт работы с секретными документами. Во всяком случае, эксперимент по такого рода взаимодействию можно провести для начала в одном Северо-Западном регионе, относительно благополучном с точки зрения банкротств”.

Заметим, что преднамеренные банкротства – как раз та сфера, в которой государство, по экспертным оценкам, до сих пор действовало неадекватно пассивно. Правда, трудно оценить, насколько необходима реализация предложений Сергея Салихова. “В Уголовном кодексе существует три статьи об ответственности за преднамеренные банкротства, и вопрос только в том, что они практически не работают, – отмечает Вячеслав Кузин. – Мало кто умеет вести следствие по таким делам, готовить судебные процессы. Что ж, надо учиться”. Во всех же остальных аспектах эксперты оценивают планы государства по усилению его руководящей роли в процессах банкротства исключительно негативно. “Роль чиновника в процедурах необходимо, наоборот, снизить до минимума”, – утверждает заведующий отделом постприватизационной поддержки предприятий Государственного института проблем приватизации Владислав Терушкин, а Вячеслав Кузин считает, что государству даже с этической точки зрения не пристало активно “рулить” банкротствами, так как “оно само два раза за десять лет, в 1991 и в 1998 годах, оказывалось, по сути, банкротом – нашим клиентом”.

Групповой спорт

Предложения экспертов сводятся к тому, чтобы дать больше власти советам кредиторов и арбитражным управляющим, но в то же время значительно усилить их ответственность за результат. При этом, по общему мнению экспертного сообщества, арбитражное управление должно превратиться из индивидуального бизнеса в групповой: оптимально, чтобы предприятие, попавшее в процедуру, “вел” не один управляющий, а целая команда. Эта идея вытекает из сложившейся практики – управляющий, не имеющий мощной “группы поддержки”, включающей квалифицированных экономистов и юристов, не может добиться практически ничего. Соответственно, должны создаваться компании арбитражного управления, которые будут назначаться кредиторами или судом на предприятия-банкроты. Также предлагается внедрение схем страхования ответственности управляющего (или команд управляющих): если его действия нанесут ущерб предприятию, за это придется расплатиться.

Групповой метод стоит применить, по мнению Евгения Гуляева, и на самом первом, проблемном этапе процедуры – составлении реестра требований кредиторов. “Из-за частых нарушений, возникающих на этом этапе, – поясняет Евгений Гуляев, – неровно проходит вся процедура банкротства: одни кредиторы вообще остаются за бортом процесса, другие недовольны размерами “присвоенной” им задолженности – отсюда постоянные конфликты и споры. На мой взгляд, было бы разумно, чтобы составлением и ведением реестров занимались независимые компании”. При этом, подчеркивает Гуляев, нелогично передавать эти функции существующим структурам, ведущим реестры акционеров, – речь идет о появлении специальных компаний-реестродержателей, учитывающих специфику банкротных процессов.

В общем, стоит говорить не только и не столько о поправках в закон, сколько о цивилизованном развитии “банкротного” бизнеса как такового. Причем наивно полагать, что даже при реализации указанных прогрессивных механизмов банкротства в стране быстро станут эффективными и прозрачными. Как образно выразился Евгений Гуляев, “характер банкротств – отражение системы общественно-экономических отношений, существующих в России. Пока эти отношения находятся примерно на уровне пещерного века, примерно таким же будет оставаться и уровень банкротных процедур”.

Использована информация Веры Башкановой (Калининград)

С-Петербург

Упомянутые компании:

Вагрон

АО ВЭНКО

ООО Нордстрой

ФУКАУ

Ленинградский Металлический завод

“Пластполимер”

Упомянутые персоналии:

Сергей Катанандов

Оставить комментарий